Опыт перемен. Масштабы и метафоры. Доклад для конференции «Экзистенции. Жизнь в эпоху перемен»
Жизнь требует от человека духовной гибкости, с тем, чтобы он мог регулировать свои усилия сообразно с возможностями, которые она ему предоставляет.
Как часто кто-нибудь из наших пациентов сетует на свою жизнь, которая, по его словам, бессмысленна, коль скоро его деятельность не имеет никакой высокой цели. Именно здесь мы должны спорить с ним, показывая, что положение, занимаемое человеком, его профессия абсолютно ничего не значат. Решающим является то, как он работает, соответствует ли он месту, на котором оказался. Не имеет значения радиус его деятельности, важно лишь, справляется ли он с кругом своих обязанностей. Обыкновенный человек, действительно справляющийся с конкретными задачами, которые ставит перед ним его положение в обществе и в семье, несмотря на свою "маленькую" жизнь, более "велик", чем "великий" государственный деятель, который способен вершить судьбы миллионов росчерком пера, но чьи безнравственные решения могут нести в себе непоправимое зло. Любой беспристрастный судья оценит такую "маленькую" жизнь выше, чем, к примеру, существование хирурга, которому вверены жизни многих и многих больных, но который делает свое в высшей степени нелегкое дело слабо, отдавая при этом себе отчет в той огромной ответственности, что на него возложена.
Виктор Франкл, «Человек в поисках смысла».
В прошлом году я, как и все, наверное, была захвачена стремительным потоком ужасающих событий. Весь год моё мышление тревожно металось в лабиринте глобальных процессов. Хотелось найти какой-то выход, решить уже что-то. В то же время, не было никакой возможности решить то, что на самом деле решить хотелось, отчего все остальные решения, доступные, представлялись и нежеланными, и бессмысленными. Наступила беспомощность, паралич воли и как будто опустошение, может, даже отчаяние.
Состояние беспомощности, в котором я тогда оказалась, напоминает мне давнишний уже фильм «Приведение», где главный герой умирает, после чего, оказавшись бесплотным духом, не может прикасаться к предметам и что-либо с ними делать – руки проходят насквозь, а его речь не слышна окружающим. Остаётся только наблюдать за тем, что вокруг происходит: нет ни возможности действовать, ни возможности высказаться. Такое же чувство возникает, когда смотришь интернет. Поток информации неиссякаем: новости, фотографии, аналитика, интервью – возможно, сейчас я узнаю о таком количестве глобальных событий, в таких подробностях и объёмах, как никогда раньше. Масштаб событий, в которые я мысленно включаюсь, огромен, а мой личный масштаб совершенно не изменился. Мои актуальные возможности не менялись. С помощью новостей я могу заглянуть в самые отдалённые уголки земного шара, но это не значит, что я туда когда-либо попаду, смогу хоть как-то прикоснуться, или, что жителей этих мест интересует моё мнение. Глобальный мир с его глобальными перспективами кажется видимым: вот он, здесь, на ладони, то есть на мониторе, но вообще-то доступен мне не более чем чашка кофе призраку. Если рука проходит сквозь чашку кофе, то это какая-то иллюзия, но какая? Во времена оптимистичной молодости мне казалось, что иллюзорно ощущение отсутствия возможностей: ошибка, подтасовка в том, что кажется, что контакта нет – ещё как есть, всё можно изменить, что хочется изменить. Сейчас немного соберусь, подумаю и сдвину чашку. Ну, или, авось, она как-нибудь сама сдвинется в желательную для меня сторону. Потом я больше склонялась к версии, что иллюзорна чашка – как в романе Пелевина «Generation П», где новостные события представляют собой просто постановочные телевизионные шоу, в которых играют актёры. И тогда я оказывалась в роли зрителя, который может только лишь смотреть этот фильм, но чаще, конечно, не смотреть, потому что фильм тяжёл для восприятия, а временами даже мучителен. Но его почему-то упорно крутят в эфире. И вот в прошлом году обнаружилась и другая возможность: иллюзорна именно рука. Современные технологии и искусство рассказчика помещают меня в место, где я вообще-то не нахожусь, создают иллюзию моего участия в чём-то, куда я не приглашена. И тогда появился призрак, появилось бессилие: ощущение того, что мой голос не слышен, а поступки эфемерны.
С этим ощущением я жила довольно долго, не то, что постоянно, а так: накатит-отпустит, и вот уже в конце прошлого года у меня случились серьёзные проблемы со здоровьем, совершенно внезапные, и я оказалась в больнице. Тут ещё важно уточнить, как именно оказалась, потому что этот статус «в больнице» может включать в себя совершенно разные состояния. В моём случае это было так, что ещё вчера я бодро шла на работу, а сегодня неподвижно лежу на койке, опутанная всякими трубками, и не могу даже сесть, чтобы выглянуть в окно. Из моего положения видно небо и ветви деревьев, растущие, вероятно, в больничном дворе. Двора не видно и я не знаю, увижу ли я его когда-нибудь, и тем более нет уверенности, что однажды удастся его пересечь. Теоретически мне известно, что вокруг корпусов больницы находятся такие-то улицы и проспекты, где-то там остался мой дом, а я лежу в центре огромного города, а ещё дальше во все стороны раскинулся тот самый глобальный мир, судьба которого так мучила меня последние месяцы. Но я не знаю, встречусь ли я хоть с чем-либо из этого. Выйду ли на проспект, увижу ли вновь свою квартиру, и чем закончился в итоге весь ужас. И в то же время я чувствую огромную радость освобождения: наконец-то моя жизнь и судьба только моя и ничья больше. Знаете, в фильмах про призраков бывает момент, когда герой вдруг приходит в себя в больнице и оказывается, что он не умер, а был в коме, но теперь проснулся. Я испытывала как будто что-то подобное. Я перестала вертеться пылинкой в гигантском механизме, разделяя с кем-то ответственность, подчиняясь чужим решениям, принимая на себя их последствия. Совершенно внезапно я оказываюсь в мире непосредственно данного, в здесь-и-сейчас, и в этом мире, например, поднимается ветер. Я могу жить здесь или умереть, и это исключительно моё дело, дело моей собственной жизни. Ужасающий мир новостей меня оставил. Жизнь бурлила, но бурлила вдалеке от тишины больничного двора. Конечно, большой мир по-прежнему существовал, по-прежнему влиял на маленький больничный мирок. В большом мире объявили ковидный карантин, сработали бюрократические пружины, и двери больницы закрылись для посетителей, что немало осложнило моё положение человека, доставленного на скорой без элементарных, самых необходимых вещей. Но теперь это не имело ко мне никакого отношения. Даже если большой мир готовится убить меня, лишить всего, или, напротив, спасти и осчастливить – я не властна над этим. Я не контролирую мир, не контролирую жизнь, наконец-то смиряюсь с этим и чувствую огромное облегчение и расслабление, как Атлант, который отпустил небесный свод.
Кажется, сутки или двое я просто лежала, прислушиваясь к телесным ощущениям и гладя на мир вокруг. А потом лечащий врач мне сказала:
- А чего лежишь? Если встать хочешь, тогда начинай двигаться.
- Естественно, я очень хочу встать. Но как, ведь ходить-то я не могу?
- Постепенно. Сначала поворачивайся: на левый бок, потом на правый. Тренируйся усердно, иначе ещё долго не встанешь.
Так начался процесс моего восстановления. В первый день я поворачивалась: сначала левый бок, потом правый, потом можно отдохнуть десять минут, потому что поворачиваться тяжело и больно. На второй день мне уже удалось сесть на кровати, и я наконец-то увидела двор, о котором раньше лишь догадывалась по кронам деревьев в окне. Двор оказался небольшим и закрытым со всех сторон корпусами больницы, но там росли деревья, летали вороны, а по тропинкам в сугробах энергично сновал медицинский персонал. Проспект виден не был, и, понятно, до проспекта надо было ещё дойти, но появление двора как будто существенно расширило пределы моей вселенной, до того ограниченной потолком и кусочком неба. И ещё больше эта вселенная расширилась, когда мне разрешили ходить. Сначала по палате, и я поразилась тому, как же иначе она выглядит, если смотреть из другого угла, не там, где я лежала. Но особенно сильные ощущения возникли, когда я вышла в коридор: меня буквально ошеломили яркие, пронзительные цвета, широта пространства, множество невероятно разнообразных звуков и запахов. Мир вокруг переполняли движение и жизнь. Всё оказалось совсем не таким, как я представляла, лёжа в палате, по доносившимся шумам пытаясь угадать, что же происходит снаружи. С каждым днём ноги уносили меня всё дальше и дальше, с каждым шагом радиус моей вселенной увеличивался, а те пространства, которые раньше представлялись далёкими и необычайными – другой угол палаты или коридор отделения – оказались, во-первых, маленькими и тесными, а, во-вторых, совершенно неинтересными, скучными. И вот, наконец, настал тот день, когда я вышла из больничных ворот на проспект. Недоступное, воображаемое стало реальным.
Что ж, как вы понимаете, тогда я оказалась, действительно, в очень тяжёлом положении. Очевидно, что мои возможности во всех смыслах существенно сократились, по сравнению с обычным состоянием. Тем не менее, парадоксально, но чувство бессилия покинуло меня впервые за долгое время.
Размышляя, а что же такое было в той ситуации, чего не было в повседневной жизни, первое, что приходит в голову, что была возможность активного действия по преодолению своих проблем. Возможность движения. Получается, не так важен объективный уровень тяжести положения, ведь я оказалась в более тяжёлом положении, чем обычно. Кроме того, мои двигательные усилия, наверное, способствовали выздоровлению, но, всё же, не могли его надёжно обеспечить, то есть, я контролирую своё тело не более чем большой мир – в этом смысле они оба наполнены ужасом потенциального вторжения. И мир, и тело, вторгаясь в мою маленькую уютную вселенную, могут её полностью уничтожить.
Тем не менее, перед лицом этого ужаса, если я могу делать то, что я хочу делать, прикладывать усилия, совершать работу в выбранном направлении, чувство бессилия, вызванного раздавленностью ужасом, снимается. Я хотела двигаться, хотела выйти из больницы, и я могла совершать действия в этом направлении. Действие привносит смысл. Моя рука чувствует опору, это больше не рука призрака.
Почему я решила представить эту глубоко личную историю выздоровления публично? Потому что, как я вижу по моей практике, переживание бессилия и бессмысленности – весьма широко распространённая проблема последнего года. В своих размышлениях о жизни и текущих обстоятельствах люди попадают в какие-то очень схожие ловушки. Пожалуй, структурно их можно отнести к нарциссическим, потому что они выстроены по типу «всё или ничего», всеобщее спасение или ничтожность. Мысль разворачивается примерно таким образом: «Единственное, что сейчас имеет значение, это спасение (мира вообще или моей личной ситуации, тут могут быть варианты по радиусу охвата, но у социально ответственных молодых людей первое чаще). Я спасти мир или хотя бы себя и своих близких не могу, следовательно – всё бесполезно. Я бесполезен». Либо я кардинально решаю проблему, либо я ничтожество и тогда вообще всё равно, что я делаю и делаю ли что-либо. Прекрасную иллюстрацию к этой ситуации можно увидеть в фильме «Не смотрите наверх». Конечно, фильм вообще-то про другое и может иметь множество разных смыслов и прочтений, но, если представить события фильма как некую динамику внутреннего мира человека, внутрипсихические процессы, то получится следующее: единственное стоящее дело, которое воспринимается как вполне реальное и выполнимое - это уничтожение кометы и спасение мира. А всё остальное – нелепый и бессмысленный абсурд. То есть, если я не спасаю мир, остаётся только нелепо абсурдствовать или, к примеру, саморазрушением заняться. Для многих сейчас такая постановка вопроса кажется весьма уместной и логически оправданной, но заметьте, насколько комета из «Не смотрите наверх» и принесённый ею смысл, равно как и бессмысленность, отличаются от ещё недавно пролетавшей над нами кометы из «Меланхолии», или кометы Муми-тролля из книги Туве Янсон. И отличаются тем, что «маленький» человек, обыватель теряет право на свою «маленькую» частную жизнь, жизнь эта обесценивается и даже высмеивается. Спрятаться в гроте, когда летит комета, и обнимать своих близких с надеждой на лучшее, это больше не ответ, полный глубокого человеческого смысла, а нелепое и абсурдное отрицание реальности, по сути, преступление. Частной жизни нет, и обыватель растворяется в глобальном процессе, а его голос утрачивает статус и силу личного мнения и превращается в средство массовой информации, рекламы и пропаганды. Мама Муми-тролля, пекущая торт, не занята больше сугубо личным делом, на котором, в каком-то смысле, держится повседневность, она пропагандирует позицию «я не в курсе и мне всё равно», и попутно рекламирует производителя чая, бренд посуды и садовой мебели. Слившись с глобальным процессом, лишившись отдельного и частного, «маленький» человек оказывается ответственен за этот процесс. Обоснованность ответственности муссируется в сообщениях о том, как какие-то обычные люди вдруг оказались способны чего-нибудь добиться от властей, сделать всё по-своему. Но эти единичные факты не потому ли сразу попадают в новости, что, в общем, по умолчанию, имеет место нечто противоположное? Герои фильма «Не смотрите наверх», вообще-то, не могут ничего предпринять, чтобы уничтожить комету. Потому им и приходится добиваться аудиенций у разных «значимых» фигур и доносить свою позицию, что власть пытаться или не пытаться комету сбивать находится не у них. Но «значимые» фигуры совершенно закрыты для влияния со стороны «маленьких» людей, и, в общем, склонны реализовывать свои собственные планы и амбиции. И здесь оказывается, что предполагаемое влияние обывателя на глобальный процесс – это фикция, уловка, создающая иллюзию причастности. «Маленький» человек поддаётся искушению слияния с процессами большого мира, чтобы получить власть и возможность влияния на мир, но сам становится тем, кого используют. Власти над кометой не прибавилось, а вот возможность спокойно пить чай, хотя бы до той поры, пока комета не бабахнула, пропала. Проект обретения большей власти над миром путём объединения с другими провалился. «Маленький» человек захвачен и раздавлен волей Других, вместо власти обретается бессилие.
Я думаю, переживание бессилия свидетельствует об ошибке масштаба. Если я бессильна, значит, я ошибаюсь насчёт размеров раскрытого мне и мною мира, переоценивая или, возможно, недооценивая их. Возвращаясь к примеру с больницей. Если бы, лёжа первые дни в палате, я сразу же потребовала бы от себя встать и ехать домой, то я бы просто не смогла выполнить это требование и ощущала бессилие. С другой стороны, если бы меня оставили в больнице после выздоровления, я бы тоже его почувствовала. Хорошее, полное раскрытие собственных возможностей чувствуется как осмысленность, эффективность и даже мощь. Недостаточное раскрытие, равно как и переоценка – переживаются как бессилие. Зачастую подобная ошибка (промах мимо возможностей) возникает в связи с потерей переживания собственной отдельной жизни именно как собственной, и тогда человек растворяется в контексте глобальных процессов, где «люди говорят», теряет себя в этом контексте.
Мне бы не хотелось быть здесь понятой так, что я советую людям переключиться или заняться чем-то другим, что у них лучше получается. «Мир вы не спасёте, так что лучше вышивайте крестиком» – точно не так. Потому что такое переключение себя вопреки себе же означает утрату собственных ценностей. А ценности, как ни странно, от масштабов не зависят. Масштабы про размер, а ценности – про качество. Например, если моя ценность – движение, но из-за болезни я двигаться не могу, то переключиться и в телефон поиграть - от бессилия не поможет, потому что я, в общем-то, понимаю, что ерундой занимаюсь, пока хочу другого. А вот тренировать повороты на кровати – помогает. И, в случае успеха, открываются новые возможности для продолжения. Подлинное раскрытие собственных возможностей позволяет продолжать, раскрывает мир.
На этой оптимистичной ноте можно было бы и закончить, но чем бы тогда отличалось её звучание от описанного выше слияния? Снова появляется кто-то «большой и авторитетный», к кому можно присоединиться, и объясняет «маленькому» человеку, как тому жить дальше. Может даже по пунктам разжевать, чтобы легче читалось:
- Определить свои ценности
- Найти то, что можно делать для их достижения
- Делать это в соответствии с возможностями, по ситуации.
Большое, как говорится, человеческое спасибо за ваше мнение и ваш жизненный опыт. Но что же было в этом опыте действительно, по-настоящему важно, неужели набор рациональных инструкций что дальше делать? Для меня здесь важно другое. Мой мир изменился не тогда, когда выяснилось, что нужно ходить. Может, нужно не ходить, а есть, или не унывать, или ещё чего – не в этом дело. Дело в том, что призрак, захваченный жизнью других, вернулся к собственной жизни, пришёл в себя, пробудился от тяжёлых фантасмагорических снов – вот этот момент присутствия, момент возврата к себе важен. И тогда голос врача становится «голосом друга», который, по выражению философа, «всякое присутствие носит с собой». Болезнь становится голосом друга. Или даже бессилие. Всё может быть другом – всё может помочь возврату. Оттолкнувшись от другого, присутствие возвращается к себе, как будто бы и другого тоже принося к себе и своему. Или же возврата не произошло, и тогда все эти явления становятся объективными данностями, вещами и ситуациями, которые захватывают меня и порабощают мою волю, ограничивают её, навязывают свою программу действий. Конечно, всё равно есть разница, кто чем захвачен: можно быть захваченным борьбой с кометой, а можно – борьбой за президентский рейтинг. Но, в то же время, и то, и другое – утрата самобытия. И это всё равно будет огромной и, возможно, неоправданной потерей. Даже если моё место займёт совершенная, блестящая, благородная и великолепная идея кого-нибудь другого.